Я работала с замещающими семьями. Семьи приходят с просьбой взять ребенка на патронатное воспитание. Первый мой вопрос, конечно, касается мотива, затем диагностика," батарея" тестов и беседа с обоими родителями, принявшими такое непростое решение. За круглым столом вместе с другими специалистами и руководством решалось, отдавать ли ребенка в эту семью. Потом была адаптация и патронаж (по графику). Все проведенные диагностики фиксировались в карту патронажа, и наблюдалась динамика развития или «неразвития» ребенка в семье. 
И вот попалась мне одна очень интересная семья. Муж и жена, имея девочку родную, много лет раздумывали, и решились взять мальчика. Звали его Константин. Забрали они его задолго до моей работы в дет.доме. Мальчика взяли, когда ему было 6 лет, с проблемами: с социально-педагогической запущенностью, с энурезом, но без задержки психического развития. Жили они вместе (без моих патронажей) лет 9. 
К тому моменту мальчику исполнилось 15. Через год он заканчивает школу (9 класс), и уедет учиться в училище. По закону о патронатном воспитании, после того как, ребенок заканчивает школу и устраивается в техникум или институт, ответственность за государственного ребенка несет то учебное заведение, в котором он учится. 
Раздается звонок: 
- Можно мы приедем к вам на консультацию? 
- Приезжайте, конечно. 
А сама сижу и думаю: «Ну что там? Пубертат, все обычно, разберусь». Достала личное дело, пробежалась глазами. Энурез благополучно остался в прошлом. Позвонила в школу классному руководителю, запросила характеристику. Костя - гордость школы, участвует в олимпиадах, занимает места, любит шахматы, в классе не лидер, но его уважают. 
Приехал Костя и его патронатная мама. Мне рассказывают, что Костя стал себя странно вести, ушел за травой кроликам, и его искали около 12 часов, с полицией, с соседями. Нашли мешок, на котором капли крови. И все - следы ребенка пропали... Нашли! Живой, здоровый спал в заброшенной сторожке. Разобрались, поговорили. Он сообщил, что увидел домик, и решил отдохнуть, прилег и уснул. На этом ситуацию «закрыли».
После нашей встречи прошел месяц. Все хорошо, старались не акцентировать внимание на том, что было. Я каждую неделю справлялась о том, как у них дела, как чувствует себя Костя. Через месяц снова звонок помогите, мы не знаем, что делать. Описали ситуацию по телефону. Ребенок открыл все газовые конфорки и вышел из дома. А в доме осталась родная дочка патронатного воспитателя… Спасло то, что во время увидели. 
Спрашиваю, зачем он так сделал. Ребенок отвечает, что не помнит, что такого не делал, что мама ошиблась. Я говорю: «Хорошо. Давай просто порисуем. Нарисуй рисунок "Моя семья". Он нарисовал. Рисунок хороший: все дружные, веселые, минимальная психологическая дистанция между всеми членами семьи. Не пойму, что не так?!.... 
В беседе тоже все хорошо: скромный, застенчивый, всех любит, называет мама и папа. 9 лет он у них живет, адаптация давно закончилась, все друг к другу притерлись, все члены семьи знают черты характера каждого. Уехали.
Проходит несколько дней, снова звонок: - Помогите! Ребенок грозит суицидом! Взял веревку, ушел в баню, и не открывал на стук 10 минут, пока не выбили дверь. У патронатной мамы истерика. У мальчика ровное состояние – говорит, что хотел разыграть всех. Я понимаю, что суицид - это крик о помощи, но в чем? Родители хорошо относятся, любят. Спрашиваю у соседей: все всегда хорошо, в школе все отлично, с родной девочкой конфликтов нет, она его приняла, относятся как брат с сестрой к друг другу, с отцом ходят на рыбалку. Забрали мальчика на время из семьи (не документально, конечно). Живет в группе со всеми ребятами, отношения складываются ровно. На следующий день попросила нарисовать себя. Он сидел долго и думал. Меня насторожило. Затем минут 40 рисовал, а я открыла рот, и не знала, что делать. Я просто наблюдааааааааааала. По рисунку стало ясно, что у Кости явное расстройство личности. На тот момент у меня не было практики работы с детьми с ЗПР, с девиантным и деликвентным поведением. Костя  оказался одним из них. 
Я залезла в архив, перерыла кучу документов, и нашла данные о ребенке с рождения. Оказалось, его мать имела расстройство личности, закончила педагогический университет с красным дипломом, вышла замуж, родила ребенка, а потом находилась на принудительном лечении в ПНД. 
Позвонив психиатру, и назначив встречу, побежала с рисунком к нему. Покрутив рисунок, А.А. сказала, что нужно смотреть лично, но что-то есть. Собрав консилиум из социальных педагогов, психолога, врачей-психиатров, решили, что Костя нуждается в психиатрической помощи.  А я не понимала, почему же диагностика семьи сразу ничего не показала?
Спустя какое-то время, патронатная мама сообщила, что в компьютере в истории сохранились закладки: диагностика «Моя семья» и рисуночные тесты». 
Для меня этот случай до сих пор является каким-то осадком на душе…