Пожалуй, один из самых важных аспектов личностной свободы для меня – это право и способность иметь, сохранять или раскрывать собственные тайны.
Я не зря выбираю именно это слово. Можно, конечно, сказать и по-другому – «сохранять свои психологические границы», «принимать решения о степени открытости» и т.п. Эти почти о том же. Почти, но..
Слово «тайна» несет свой, особый оттенок. В греческом языке оно родственно обману и лишению, в словенском – отрицанию, а в древнеиндийском так и вовсе – воровству. Согласитесь, по степени опасности и напряжения «тайна» не сравнима с какими-то там «границами», давным-давно одобренными психологически продвинутым социумом.
Иметь тайны гораздо менее социально приемлемо, чем иметь границы. Тайна – это почти обман. Немножечко вранье. Чуточку воровство. Это то, что «по правильному» нашим близким полагалось бы знать, о чем их стоило бы поставить в известность, - а хочется оставить скрытым.
С другой стороны, совместная тайна – это информация, которую якобы обязательно хранить в закрытом намертво сундуке. И попытка отпереть замок, проветрить или выкинуть лишнее может восприниматься как воровство и предательство человеком, с которым вы этой тайной связаны.
Тайна окутана стыдом, виной и страхом, здесь остается очень мало внутренней свободы – как в разговоре, так и в молчании.
Кстати, не так уж важно – почему ту или иную вещь хочется оставить скрытой. Из-за желания избежать сложностей и разборок, из-за неумения облечь в слова, из страха «сглазить» или быть осмеянным, или просто из желания оставить только себе, сохранить интимным.
Как по мне, все эти причины имеют право на жизнь. И в этом случае свобода – это право сохранять молчание. Рисковать встретиться с недовольством и обидой, или намного большими последствиями, если вдруг тайное станет явным. Быть готовым к этому. Но – молчать.
Или наоборот – якобы чужая тайна во мне, которая мешает, камнем лежит на душе и просится наружу. То что происходит между мной и кем-то – это тайна? Таинство, волшебство, ускрытое от чужих глаз? А если в этом таинстве меня изнасиловали – это по прежнему – волшебство? Или уже нет? Я еще обязан хранить интимность или мне уже можно раскрываться другим и искать помощи?
Если о боли может быть известно только жертве и насильнику, а о любви не разрешено разглашать за пределами постели– это не просто сложно и скованно, порой это - откровенно мучительно, невыносимо. И способ выхода из этой мучительности для меня однозначен - восстановление внутреннего права выбора человека - говорить или нет.
Можно ли скрывать то, что хочется оставить скрытым? Да, можно. Мало того, необходимо – это вопрос сохранности человека, его глубинного права быть самостоятельным, отдельно-стоятельным от всех в этой жизни, кроме самого себя.
Есть ли право у одного человека открывать миру то, что происходило между ним и кем-то другим? Да, безусловно. Это касается его, это происходило с ним, этот опыт принадлежит ему по праву – и он может делать с ним то, что посчитает нужным.
Когда внутри не вина, стыд и страх, а спокойное «мне можно», подкрепленное готовностью отвечать на неприятные вопросы и сталкиваться с некомфортными последствиями, если тайное по собственному выбору или вопреки ему станет явным – это и есть спокойная, взрослая свобода. Именно это и делает человека опирающимся на себя, на свои внутренние ценности и смыслы.
Мало того, это позволяет создавать напряжение между отдельными, полными тайн людьми. И именно из этого напряжения и может появляться близость – если мы решаем какие-то из тайн приоткрывать перед другим – потому что хотим показать скрытую, сокровенную часть себя.
