Вы когда-нибудь пробовали апельсин? Что за странный вопрос! А не пытались съесть его вместе с кожурой? А, если бы лишь надкусив твердую и горькую кожу, сделали бы далеко идущие выводы о вкусе и мягкости всего фрукта? Вопросы, безусловно, странные, однако, удивительнее всего то, что именно таким способом мы обычно и делаем выводы об окружающих нас людях, принимая твердый и жесткий наружный слой души – защитную маску, кожуру, хранящую глубинные слои от разрушительных и опасных воздействий мира внешнего, за его подлинное содержание и суть. Интереснее же всего, что точно таким же образом поступает человек и сам с собой…
«Лучшее знание,
из всех возможных для человека –
Знание самого себя…»
Пифагор
Как часто сетуем мы на неискренность окружающих, на их, словно покрытые непробиваемыми масками, лица и души, тщетно надеясь, за плотно заслоняющими подлинные чувства, их привычными застывшими выражениями, разглядеть движение живого ума и сердца. Напрасна надежда наша, и, каждая новая попытка достучаться до подлинных чувств ближнего, а тем более, дальнего, как правило, снова и снова оказывается безрезультатной. Что за тайны скрываются под маской, словно вторая кожа приросшей к нам, да и всего ли одна она, или суть человеческая подобна многослойной луковице, окруженной со всех сторон многочисленными рядами все новых и новых оболочек - масок на все случаи жизни? А есть ли она вообще – эта подлинная сущность, или все, что представляет собой человеческая психика – это динамический вихрь сменяющих друг друга, скрывающихся, одна за другой, ролей, личин, персон, не имеющий никакого, отличного от них, стержня и сути? Да и чем, собственно, не угодила нам Маска, отчего привычный и забавный атрибут праздника, игры, театра, карнавала и ритуального действа, превратился в нашем повседневном языке в синоним неискренности и лицемерия? Что означала маска для людей прошлых веков, иных народов и культур, и как мы воспринимаем ее сегодня? Маска, судя по всему, появляется в человеческой культуре еще на заре возникновения сознания, а возможно, даже раньше, и сопровождает ее непрерывно вот уже десятки тысяч лет. На самых древнейших, из сохранившихся наскальных рисунках, в пещерах, где обитали наши далекие пра-пра-предки, рука первобытного художника запечатлела своих соплеменников в причудливых масках, танцующих странные танцы, либо совершающих какие то мало понятные нам действия. Причем маски эти были, видимо, настолько выдающимися, захватывающими воображение, и значимыми, что так привлекли внимание художника, выписавшего их с максимально возможной, по сравнению со всем остальным, тщательностью. Именно детальность и необычность этих изображений, а не только собственная богатая фантазия, порождает у многих современных, стремящихся во всем вокруг видеть проявления не духа, но технологии, исследователей, рассуждения о посетивших Землю тысячи лет назад пришельцах с далеких звезд в космических шлемах и скафандрах. Примеры подобных масок, подчас огромных, причудливо расписанных и отделанных, закрывающих не только лицо, но и практически всего человека, можем мы видеть и в любом, из сохранивших свой первозданный уровень культуры и развития до наших дней, бесчисленных племен Африки, Азии, Южной Америки и Полинезии. Причем ношение таковой, вовсе не обязательно является исключительной привилегией специального, отвечающего за связь с миром загадочных духов и прочие ритуальные действа, человека – шамана. Обычно подобными, только чуть меньшими и более простыми, обладают и остальные взрослые члены племени. Естественно, никто не носит эти странные и не самые удобные сооружения на себе постоянно, извлекая на свет лишь в особых случаях неких символических ритуальных действ и празднеств. Впрочем, с точки зрения антропологов, в традиционных культурах, называемых нами обычно примитивными, не произошло еще привычное нам разделение на праздники, религиозные ритуалы и театр. Человек еще является целостным и неделимым, и не дробит свой опыт на бесчисленные мало связанные между собой категории, требующие, каждая в отдельности, специальной социальной и поведенческой роли – и соответствующей ей маски, поведения и облаченья. В некотором роде, именно рост числа и разнообразия контекстов, требующих, каждый, нового уникального способа реагирования, мышления, действий и одежд – и можно назвать культурой. И, если в племени, считающимся примитивным, существуют всего два-три принципиально различающихся контекста, то в общественной структуре, называемой нами «цивилизацией», можно насчитать десятки, а то и сотни таковых. Именно различие культурного и социального типа ситуации, и необходимость соответствовать ему, оставаясь при этом самим собой, вынуждает человека пользоваться маской. Только, если наш далекий примитивный предок мог вполне обойтись одной, сделанной из дерева, пальмовых листьев и птичьих перьев, храня ее до подходящего случая в дальнем углу хижины – то обитатель современного города нуждается в полном комплекте из сотен обликов и личин, вместить которые не в состоянии ни одно хранилище. Более того, в связи с внезапной и непредсказуемой изменчивостью мира, носить их приходится постоянно с собой! Да и материалом для них служит уже не подручный материал из окружающего леса – но живые ткани собственной души. Именно ими жертвуем мы, превращая собственные сокровенные чувства, мечты и желания, в соответствующие принятым нормам и приличиям омертвелые жесткие ткани слов и поступков, оберегающие сердце от соприкосновения с подчас враждебным социумом. Этими ороговевшими оболочками, скорлупами – мы и взаимодействуем, тремся между собой, пробуем снова и снова на вкус, поражаясь его жесткости и горечи. И чем горче нам становится – тем более толстый слой социально приемлемой защитной кожуры стараемся нарастить, покрыть чешуей и шипами, омертвляя для этого раз за разом все новые аспекты собственной живой сути. Так мир делается все более и более интересным и «окультуренным» местом – а большинство из нас в конце концов теряет не только доступ к подлинным своим чувствам и мечтам – к глубинам собственного духа, но и забывает о них настолько, что сама мысль о их существовании начинает казаться весьма спорной, а то и вовсе, социально неприемлемой. Так, «человек цивилизованный» превращается из живого и чувствующего существа в ходячую галерею масок и личин на все случаи жизни, не имеющую ни собственной сути, ни смысла существования. В отличие от него, человек первозданного мира, живущий перед лицом природы, не скрывал пред ней и собственного лика. Древние боги говорили лицом к лицу лишь с теми, кто этим самым лицом обладал, отворачиваясь, или не замечая, утративших, или скрывающих его. Именно по этому, возможно, давно покинули они этот обезличенный мир и сердца населяющих его людей, или, может быть, всего лишь ушли глубже, в глубины подсознания, превратившись в то, что Карл Густав Юнг называл Архетипами – странными нематериальными психологическими образованиями, населяющими так называемое «коллективное бессознательное» человечества, проявляющее себя лишь в снах, фантазиях, галлюцинациях и произведениях искусства людей всех времен и народов мира. И, если «потеря лица» является во многих языках синонимом потери души, то есть фактической гибели, то временное его сокрытие, или изменение, представляется действием не только совершенно естественным, но и сакрально-мистическим, превращающим совершающего его в иное существо, сохраняющее, при этом, загадочным образом, свою незримую суть и природу. Первозданный человек в своей повседневной жизни не лицедействует, не пытается претвориться кем-то иным, или сыграть, отличную от самого себя, роль. Сама подобная мысль показалась бы ему невозможной, да и, в большинстве случаев, просто не может быть сформулирована и высказана на древних и «примитивных» языках. Другое дело – Время Магии. Настает Особенный День, и человек, бывший еще вчера самим собой – обычным, известным всем, имеющим имя, семью, друзей, и привычное всем лицо, членом племени - простым воином, крестьянином или охотником, становится вдруг величественным и загадочным Духом, посетившим по своим, неведомым смертным, делам, мир земной. Могучим разумным животным – львом, тигром, орлом – племенным тотемом, принявшим животное обличье Духом предков и хранителем рода. Заманчивым и сытным оленем, буйволом – ускользающим и игривым Духом добычи, волшебным существом, явившимся в мир с благородной целью принести тело свое в жертву людям, дабы утолить их голод и продлить дни их в мире, но не просто отдать – но вручить себя лишь лучшим, сильнейшим и ловким, испытав предварительно долгой погоней и борьбой. И не театр, не притворство, но самая суть Мира и жизни, разворачивается перед нами тогда в причудливых танцах. Здесь не играют, не изображают других – но буквально становятся и являются ими! Каждый жест, фигура, деталь маски – все проникнуто смыслом и не может быть произвольно изменено. Ведь ритуал не представляет – но буквально скрепляет собой изменчивую ткань мирозданья. Еще не Разум и не Слово – но танец Масок создает из Хаоса Космос с его законами, связями, бесчисленными, населяющими его, живыми существами и их делами, мыслями и занятиями. В этот миг человек в маске – не просто шаман, вождь, охотник, но сам Танцующий Бог, великий дух, творящий бытие, и не имеющий ни силы, ни права, остановить творение, либо притвориться кем-то иным. В этот момент он, сохраняя свою человеческую природу и естество, приобщается к самым глубоким и величайшим тайнам бытия. Сколь огромна дистанция между этим первозданным танцем и современным карнавалом. Хотя и сейчас, когда мы смотрим за увлекающей нас игрой актеров, полностью забываем о том, что являемся лишь зрителями в зале театра или кино, и не подлинные участники событий и их герои перед нами – но заменяющие их талантливые лицедеи. Постепенное превращение мистического события вселенского значения в развлекающую игру совершалось тысячи лет. Маскарадно-театрализованные действа являлись неотъемлемой частью официальных религий не только во времена древнего шаманизма, но и в пору античности, и, даже дожили до эпохи Возрождения. Так, знаменитый Венецианский карнавал является прямым наследником древнеримских сатурналий, бывших не просто народным праздником, но тем самым древнейшим Временем Магии, перенесенным в религиозную и государственную жизнь великой средиземноморской империи. Театрализованные представления, символизирующие центральные события христианства, являлись важной частью официальных богослужений ранней и средневековой церкви. В католической традиции элементы их сохраняются до сих пор. В традициях же восточных – даосской, тибетской буддийской, и ряде других, ритуальные танцы масок, занимают свое достойное место, и по сей день. В средневековой синтоистской Японии специальные представления в масках считались важным способом общения мира людей с миром духов и богов. Именно из них возник знаменитый театр Но. В основе сакрализации маски лежит глубокий психологический символизм. Надевший ее человек, будь то маска реальная, видимая, из дерева и материи, или символическая, из слов, жестов и соответствующих социальной роли поступков, освобождается тем самым от груза самого себя. От обусловленностей, привычек, заученной роли и идентификации. Теперь он свободен и безответственен. Не Он совершает поступки, произносит слова, или исполняет ритуальный танец – но обозначенный маской персонаж. Сам же человек, подобно актеру на сцене, не отвечает за действия своего персонажа. Он может выражать свой глубинные и подавленные импульсы, не опасаясь последствий, или угрозы для своего подлинного лица и души. Это теперь «как бы не он». И, если человек примитивного племени ощущал себя могущественным животным, или бессмертным духом, освобождая себя от смертности, тревог и забот повседневной жизни – то его современный собрат, слагая с себя человечность, становится Важным Лицом, гражданином страны, членом социума, исполнителем множества личных и профессиональных ролей – и в этом качестве, буквально не отвечает за себя! Отсюда, и кажущаяся столь странной, безответственность «сильных мира сего», да и всей современной цивилизации, совершенно не заботящейся не только об отдаленных – но даже о непосредственных последствиях своей деятельности. Ведь надевшие маску не несут ответственности за свой персонаж. И это освобождает! Не случайно, пребывание в ней вызывает выход столь сильных эмоций. Именно этот подъем, и связанное с ним чувство необычной свободы и раскрепощения, во многом послужил причиной придания маске особого магического значения в древних культурах. На этом эффекте основано и использование маски в современной психотерапии, тренинге, в детских играх и карнавалах взрослых. Маска, одетая на время – освобождает, позволяет выйти за пределы обусловленности, осознать подавленные и забытые чувства и эмоции. Приросшая же к душе навсегда – порабощает. Но самое же волнующее и по настоящему интересное – начинается там, где они сброшены.
Что еще прочитать о масках человека и играх надевшего маску разума:
И. Хейзинга «Человек играющий»
Э. Шосторм «Человек – манипулятор»
Э. Берн «Игры, в которые играют люди»
В. Демчог «Самоосвобождающая игра»
К. Леви-Стросс «Путь масок»
«Лучшее знание,
из всех возможных для человека –
Знание самого себя…»
Пифагор
Как часто сетуем мы на неискренность окружающих, на их, словно покрытые непробиваемыми масками, лица и души, тщетно надеясь, за плотно заслоняющими подлинные чувства, их привычными застывшими выражениями, разглядеть движение живого ума и сердца. Напрасна надежда наша, и, каждая новая попытка достучаться до подлинных чувств ближнего, а тем более, дальнего, как правило, снова и снова оказывается безрезультатной. Что за тайны скрываются под маской, словно вторая кожа приросшей к нам, да и всего ли одна она, или суть человеческая подобна многослойной луковице, окруженной со всех сторон многочисленными рядами все новых и новых оболочек - масок на все случаи жизни? А есть ли она вообще – эта подлинная сущность, или все, что представляет собой человеческая психика – это динамический вихрь сменяющих друг друга, скрывающихся, одна за другой, ролей, личин, персон, не имеющий никакого, отличного от них, стержня и сути? Да и чем, собственно, не угодила нам Маска, отчего привычный и забавный атрибут праздника, игры, театра, карнавала и ритуального действа, превратился в нашем повседневном языке в синоним неискренности и лицемерия? Что означала маска для людей прошлых веков, иных народов и культур, и как мы воспринимаем ее сегодня? Маска, судя по всему, появляется в человеческой культуре еще на заре возникновения сознания, а возможно, даже раньше, и сопровождает ее непрерывно вот уже десятки тысяч лет. На самых древнейших, из сохранившихся наскальных рисунках, в пещерах, где обитали наши далекие пра-пра-предки, рука первобытного художника запечатлела своих соплеменников в причудливых масках, танцующих странные танцы, либо совершающих какие то мало понятные нам действия. Причем маски эти были, видимо, настолько выдающимися, захватывающими воображение, и значимыми, что так привлекли внимание художника, выписавшего их с максимально возможной, по сравнению со всем остальным, тщательностью. Именно детальность и необычность этих изображений, а не только собственная богатая фантазия, порождает у многих современных, стремящихся во всем вокруг видеть проявления не духа, но технологии, исследователей, рассуждения о посетивших Землю тысячи лет назад пришельцах с далеких звезд в космических шлемах и скафандрах. Примеры подобных масок, подчас огромных, причудливо расписанных и отделанных, закрывающих не только лицо, но и практически всего человека, можем мы видеть и в любом, из сохранивших свой первозданный уровень культуры и развития до наших дней, бесчисленных племен Африки, Азии, Южной Америки и Полинезии. Причем ношение таковой, вовсе не обязательно является исключительной привилегией специального, отвечающего за связь с миром загадочных духов и прочие ритуальные действа, человека – шамана. Обычно подобными, только чуть меньшими и более простыми, обладают и остальные взрослые члены племени. Естественно, никто не носит эти странные и не самые удобные сооружения на себе постоянно, извлекая на свет лишь в особых случаях неких символических ритуальных действ и празднеств. Впрочем, с точки зрения антропологов, в традиционных культурах, называемых нами обычно примитивными, не произошло еще привычное нам разделение на праздники, религиозные ритуалы и театр. Человек еще является целостным и неделимым, и не дробит свой опыт на бесчисленные мало связанные между собой категории, требующие, каждая в отдельности, специальной социальной и поведенческой роли – и соответствующей ей маски, поведения и облаченья. В некотором роде, именно рост числа и разнообразия контекстов, требующих, каждый, нового уникального способа реагирования, мышления, действий и одежд – и можно назвать культурой. И, если в племени, считающимся примитивным, существуют всего два-три принципиально различающихся контекста, то в общественной структуре, называемой нами «цивилизацией», можно насчитать десятки, а то и сотни таковых. Именно различие культурного и социального типа ситуации, и необходимость соответствовать ему, оставаясь при этом самим собой, вынуждает человека пользоваться маской. Только, если наш далекий примитивный предок мог вполне обойтись одной, сделанной из дерева, пальмовых листьев и птичьих перьев, храня ее до подходящего случая в дальнем углу хижины – то обитатель современного города нуждается в полном комплекте из сотен обликов и личин, вместить которые не в состоянии ни одно хранилище. Более того, в связи с внезапной и непредсказуемой изменчивостью мира, носить их приходится постоянно с собой! Да и материалом для них служит уже не подручный материал из окружающего леса – но живые ткани собственной души. Именно ими жертвуем мы, превращая собственные сокровенные чувства, мечты и желания, в соответствующие принятым нормам и приличиям омертвелые жесткие ткани слов и поступков, оберегающие сердце от соприкосновения с подчас враждебным социумом. Этими ороговевшими оболочками, скорлупами – мы и взаимодействуем, тремся между собой, пробуем снова и снова на вкус, поражаясь его жесткости и горечи. И чем горче нам становится – тем более толстый слой социально приемлемой защитной кожуры стараемся нарастить, покрыть чешуей и шипами, омертвляя для этого раз за разом все новые аспекты собственной живой сути. Так мир делается все более и более интересным и «окультуренным» местом – а большинство из нас в конце концов теряет не только доступ к подлинным своим чувствам и мечтам – к глубинам собственного духа, но и забывает о них настолько, что сама мысль о их существовании начинает казаться весьма спорной, а то и вовсе, социально неприемлемой. Так, «человек цивилизованный» превращается из живого и чувствующего существа в ходячую галерею масок и личин на все случаи жизни, не имеющую ни собственной сути, ни смысла существования. В отличие от него, человек первозданного мира, живущий перед лицом природы, не скрывал пред ней и собственного лика. Древние боги говорили лицом к лицу лишь с теми, кто этим самым лицом обладал, отворачиваясь, или не замечая, утративших, или скрывающих его. Именно по этому, возможно, давно покинули они этот обезличенный мир и сердца населяющих его людей, или, может быть, всего лишь ушли глубже, в глубины подсознания, превратившись в то, что Карл Густав Юнг называл Архетипами – странными нематериальными психологическими образованиями, населяющими так называемое «коллективное бессознательное» человечества, проявляющее себя лишь в снах, фантазиях, галлюцинациях и произведениях искусства людей всех времен и народов мира. И, если «потеря лица» является во многих языках синонимом потери души, то есть фактической гибели, то временное его сокрытие, или изменение, представляется действием не только совершенно естественным, но и сакрально-мистическим, превращающим совершающего его в иное существо, сохраняющее, при этом, загадочным образом, свою незримую суть и природу. Первозданный человек в своей повседневной жизни не лицедействует, не пытается претвориться кем-то иным, или сыграть, отличную от самого себя, роль. Сама подобная мысль показалась бы ему невозможной, да и, в большинстве случаев, просто не может быть сформулирована и высказана на древних и «примитивных» языках. Другое дело – Время Магии. Настает Особенный День, и человек, бывший еще вчера самим собой – обычным, известным всем, имеющим имя, семью, друзей, и привычное всем лицо, членом племени - простым воином, крестьянином или охотником, становится вдруг величественным и загадочным Духом, посетившим по своим, неведомым смертным, делам, мир земной. Могучим разумным животным – львом, тигром, орлом – племенным тотемом, принявшим животное обличье Духом предков и хранителем рода. Заманчивым и сытным оленем, буйволом – ускользающим и игривым Духом добычи, волшебным существом, явившимся в мир с благородной целью принести тело свое в жертву людям, дабы утолить их голод и продлить дни их в мире, но не просто отдать – но вручить себя лишь лучшим, сильнейшим и ловким, испытав предварительно долгой погоней и борьбой. И не театр, не притворство, но самая суть Мира и жизни, разворачивается перед нами тогда в причудливых танцах. Здесь не играют, не изображают других – но буквально становятся и являются ими! Каждый жест, фигура, деталь маски – все проникнуто смыслом и не может быть произвольно изменено. Ведь ритуал не представляет – но буквально скрепляет собой изменчивую ткань мирозданья. Еще не Разум и не Слово – но танец Масок создает из Хаоса Космос с его законами, связями, бесчисленными, населяющими его, живыми существами и их делами, мыслями и занятиями. В этот миг человек в маске – не просто шаман, вождь, охотник, но сам Танцующий Бог, великий дух, творящий бытие, и не имеющий ни силы, ни права, остановить творение, либо притвориться кем-то иным. В этот момент он, сохраняя свою человеческую природу и естество, приобщается к самым глубоким и величайшим тайнам бытия. Сколь огромна дистанция между этим первозданным танцем и современным карнавалом. Хотя и сейчас, когда мы смотрим за увлекающей нас игрой актеров, полностью забываем о том, что являемся лишь зрителями в зале театра или кино, и не подлинные участники событий и их герои перед нами – но заменяющие их талантливые лицедеи. Постепенное превращение мистического события вселенского значения в развлекающую игру совершалось тысячи лет. Маскарадно-театрализованные действа являлись неотъемлемой частью официальных религий не только во времена древнего шаманизма, но и в пору античности, и, даже дожили до эпохи Возрождения. Так, знаменитый Венецианский карнавал является прямым наследником древнеримских сатурналий, бывших не просто народным праздником, но тем самым древнейшим Временем Магии, перенесенным в религиозную и государственную жизнь великой средиземноморской империи. Театрализованные представления, символизирующие центральные события христианства, являлись важной частью официальных богослужений ранней и средневековой церкви. В католической традиции элементы их сохраняются до сих пор. В традициях же восточных – даосской, тибетской буддийской, и ряде других, ритуальные танцы масок, занимают свое достойное место, и по сей день. В средневековой синтоистской Японии специальные представления в масках считались важным способом общения мира людей с миром духов и богов. Именно из них возник знаменитый театр Но. В основе сакрализации маски лежит глубокий психологический символизм. Надевший ее человек, будь то маска реальная, видимая, из дерева и материи, или символическая, из слов, жестов и соответствующих социальной роли поступков, освобождается тем самым от груза самого себя. От обусловленностей, привычек, заученной роли и идентификации. Теперь он свободен и безответственен. Не Он совершает поступки, произносит слова, или исполняет ритуальный танец – но обозначенный маской персонаж. Сам же человек, подобно актеру на сцене, не отвечает за действия своего персонажа. Он может выражать свой глубинные и подавленные импульсы, не опасаясь последствий, или угрозы для своего подлинного лица и души. Это теперь «как бы не он». И, если человек примитивного племени ощущал себя могущественным животным, или бессмертным духом, освобождая себя от смертности, тревог и забот повседневной жизни – то его современный собрат, слагая с себя человечность, становится Важным Лицом, гражданином страны, членом социума, исполнителем множества личных и профессиональных ролей – и в этом качестве, буквально не отвечает за себя! Отсюда, и кажущаяся столь странной, безответственность «сильных мира сего», да и всей современной цивилизации, совершенно не заботящейся не только об отдаленных – но даже о непосредственных последствиях своей деятельности. Ведь надевшие маску не несут ответственности за свой персонаж. И это освобождает! Не случайно, пребывание в ней вызывает выход столь сильных эмоций. Именно этот подъем, и связанное с ним чувство необычной свободы и раскрепощения, во многом послужил причиной придания маске особого магического значения в древних культурах. На этом эффекте основано и использование маски в современной психотерапии, тренинге, в детских играх и карнавалах взрослых. Маска, одетая на время – освобождает, позволяет выйти за пределы обусловленности, осознать подавленные и забытые чувства и эмоции. Приросшая же к душе навсегда – порабощает. Но самое же волнующее и по настоящему интересное – начинается там, где они сброшены.
Что еще прочитать о масках человека и играх надевшего маску разума:
И. Хейзинга «Человек играющий»
Э. Шосторм «Человек – манипулятор»
Э. Берн «Игры, в которые играют люди»
В. Демчог «Самоосвобождающая игра»
К. Леви-Стросс «Путь масок»
