Несколько лет назад, будучи ещё в статусе «молодого специалиста», я помогала ещё более «зелёному» коллеге разрабатывать серию психологических занятий для группы пациентов реабилитационного центра. Пациенты, с которыми предстояло ему работать, проходили длительное лечение по восстановлению двигательных функций, частично утраченных в результате несчастных случаев (автомобильных аварий, неудачных падений, в том числе и прыжков с высоты в воду).

Первое, что мне тогда пришло в голову – это работа по активизации ресурсных возможностей с опорой на актуальные ситуации успеха. И, несмотря на зубодробительность формулировок в методических рекомендациях к составленной нами программе, план был прост. Первое, что важно было сделать – это создать условия успеха для каждого участника группы. Второе - создать условия для осознания участниками группы собственных негативных установок, закреплённых моделей поведения, которые мешали им справляться с трудностями в лечении.

Стоит отметить, что поскольку участие в курсе психологических занятий было сугубо добровольным, участники группы отличались достаточно высокой мотивацией.Тем не менее, сохранность работы двигательного аппарата у всех была разной, что создавало трудности в широком использовании арт-терапевтических техник, на тот момент, стоявших у нас в приоритете. Тогда пришла идея обратиться к работе с метафорой.

По счастливому стечению обстоятельств в это же время я находилась под большим впечатлением от стремительно набирающих тогда популярность книг аргентинского психотерапевта Хорхе Букая. Стоит признаться, сегодня он по-прежнему остаётся одним из моих любимых авторов, чьё творчество меня вдохновляет. Вместе с ним я делаю, как большие, так и маленькие очень ценные для меня личные, в том числе и профессиональные, открытия.

История Х. Букая про циркового слона, привязанного к маленькому деревянному колышку и не пытавшегося освободиться, тогда отозвалась на тему одного из занятий программы, посвященного осознанию ограничений. И это было замечательной иллюстрацией знакомого с институтской скамьи феномена выученной беспомощности (learned helplessness), описанного американскими психологами Мартином Селигманом и Стивеном Майером в 1967 году. И именно о нём мне бы хотелось сегодня поговорить.

Немного истории. Синдром выученной беспомощности, как и многие другие значимые научные открытия, был «побочным явлением» экспериментов, исследующих «весьма определённое, но нечто другое». Так во времена уже критикуемого, но по-прежнему господствующего в психологии бихевиоризма, Мартин Селигман проводил серию экспериментов на собаках по схеме классического обусловливания И.П. Павлова.

В рамках этих экспериментов предполагалось выработать у собак условную реакцию (страх) на звуковой сигнал, предшествующий удару электрического тока. Во время эксперимента животные были заперты в клетках. По окончанию - клетки открывались, но испуганные животные не пытались их покинуть. Селигмана заинтересовало необычное поведение собак.

Позже он с коллегой Стивеном Майером провёл ряд исследований, в рамках которых были задействованы разные экспериментальные группы животных.

Так в ходе исследований механизма формирования беспомощности эксперименты проводились на трёх группах собак. В первой – животные могли остановить подачу тока, нажав носом на специальную панель. Во второй группе – прерывание болевого воздействия зависело от поведения собак из первой группы, связанных с ними. В качестве третьей (контрольной группы) выступали животные, не подвергавшиеся воздействию.

После того, как собаки первой и второй групп получали экспериментальный опыт, различавшийся только по наличию возможности контролировать ситуацию (своим поведением отменять болевое воздействие), животных трёх экспериментальных групп помещали в ящик с перегородкой. Чтобы прекратить воздействие электрошока, собакам было достаточно перепрыгнуть через перегородку.

Анализ поведения животных в этой ситуации выявил ряд межгрупповых различий, которые далее были описаны, как феномен выученной беспомощности. Поведение собак из второй группы, чей предыдущий опыт был связан с ситуациями неконтролируемости негативных воздействий, резко отличалось от поведения двух других групп животных. Они не перепрыгивали через перегородку, а метались по ящику, ложились на его дно и скулили.

Авторы эксперимента сделали выводы, что беспомощность возникает, как следствие невозможности контролировать своей активностью внешние воздействия. Открытие феномена формирования беспомощности вскоре стало широко известным, и было отмечено премией Американской психологической ассоциации.

Исследования приобретённой беспомощности в поведении получили широкое распространение. Многочисленные психолого-социальные эксперименты выявили существование данного феномена и у людей. А это значит, что мы подвержены такому мощному воздействию опыта бессилия (подчас очень локального и ситуативного) на нашу жизнь.

Работая с детьми с ограниченными возможностями, я часто наблюдала в поведении, как детей, так и их родителей, проявления, которые можно отнести к симптомам выученной беспомощности. Ситуации тщетных попыток быть успешными в ряде лёгких и доступных для других заданий в детском опыте, многочисленные отказы госслужб в помощи и поддержке в родительском – приводили к одинаковому результату - бессилию и отказу что-то дальше предпринимать и менять в повторяющихся, как в заколдованном круге, ситуациях.

И вот один случай из моей практики, непосредственно связанный с работой по преодолению выученной беспомощности (как я тогда смело его окрестила), мне особенно запомнился. На это было несколько причин. Одна из них – первый полноценный опыт работы с клиентами в паре «мама и ребёнок». Вторая – неожиданный яркий положительный результат, казалось бы, в одной из самых сложных ситуаций на тот момент в моей ещё не очень богатой практике.

Как часто это бывает, родители обратились за помощью по причине низкой успеваемости ребёнка в школе. Мальчик перешёл во второй класс. Период, связанный с адаптацией к резко увеличившейся нагрузке по сравнению с летом, уже должен был завершиться. При этом возникшие трудности с усвоением материала из школьной программы продолжали набирать обороты. Родители были растеряны. Несмотря на все попытки «воздействовать» на ребёнка (различные поощрения, наказания) успеваемость и интерес мальчика не только к учёбе, но и к жизни в целом таяли на глазах.

В рамках стандартной процедуры исследования уровня психического развития было выявлено нарушение нейродинамики психических процессов, столь характерное для детей, имеющих в анамнезе органические поражения центральной нервной системы. Показатели оценок познавательных функций были снижены относительно возрастной нормы. При этом, меня поразила ярко выраженная пассивность в поведении мальчика, его безынициативность в процессе общения, эмоциональная отстранённость, отсутствие реакций, как в ситуации успеха, так и неудачи.

В беседе с мамой выяснялось, что в последнее время ребёнок и в школе, и дома преимущественно находится в состоянии апатии, не проявляя каких-либо ярких эмоциональных реакций или активности вне зависимости от контекста ситуаций (будь-то похвала, получение желаемого или наказание). Уроки, которые ему нравились и он когда-то старательно выполнял, теперь не вызывали интереса и ранее выраженное стремление получить положительную оценку сменилось безразличием.

Так же мама честно сообщила, что часто срывается на ребёнка и это происходит в разных ситуациях, в том числе и при выполнении домашних заданий, занимающих чуть ли не основную часть времени, которое они проводили вместе. При этом её всплески агрессии напрямую не были связаны с текущим поведением ребёнка, с его успехами или неудачами в учёбе, а по большей части определялись степенью её усталости и уже накопившемся к определённому моменту и несдерживаемым раздражением.

Вспоминая сейчас этот случай, я вновь ощущаю чувство полного бессилия, исходившего от ребёнка. Его статичная поза, направленный сквозь меня взгляд, как будто говорили за него «всё бессмысленно: чтобы я ни делал, ничего не изменится».

Вот с такой станции мы вместе с мамой и сыном, отправились в путь, целью которого была оптимизация дисгармоничных отношений в паре. Я благодарна за доверие, оказанное мне членами этой небольшой, но, как выяснялось в последствие, очень смелой команды.

По окончанию года плодотворной работы я восхитилась мужеству мамы и великодушию её сына. Мама ребёнка с достоинством смогла увидеть и принять свои ошибки, взяв на себя такое непростое, но неизбежное бремя родительства, как чувство вины за всё, что делала исходя из самых лучших побуждений. Мальчик поразил меня, проявив удивительные возможности сочувствия, чуткости и прощения.

Перед летом мы расстались, оказавшись на станции «иногда так приятно просто побыть вместе». За время занятий они вновь нашли такое ценное, когда-то потерянное удовольствие от возможности общаться друг с другом, радуясь простым открытиям и грустя по иногда не оправдавшимся ожиданиям.

Следствием изменения отношений в паре стал резко возросший познавательный интерес ребёнка к различным сторонам жизни. Так мальчик стал увлечённо рисовать и вырезать, хотя на момент нашей первой встречи, он категорически отказывался работать с художественными материалами. Изменилась и его успеваемость в школе. Неожиданным для родителей стало появившееся как будто неоткуда увлечение ребёнка английским языком.

Тогда, этот опыт работы меня многому научил. Расширил горизонты представлений о возможностях каждого из участников процесса психологической работы: родителя, ребёнка, специалиста.

С тех пор прошло достаточно много времени. Сегодня работа в системе специального образования осталась в не очень далёком, но уже прошлом. Последний год моей профессиональной деятельности был преимущественно связан с ведением групп по раннему развитию. Вопрос же феномена выученной беспомощности остаётся для меня по-прежнему актуальным. Почему?

Наблюдая за собой, моими близкими, разговаривая на консультациях с клиентами, общаясь с друзьями или просто знакомыми, я стала замечать, насколько я и окружающие являемся заложниками нашего предыдущего опыта, наших представлений о себе, основанных на ситуациях успеха или неуспеха, произошедших с нами иногда в очень далёком прошлом.

«Я не смогу, у меня не получится, это не для меня» - как часто вы произносите эти слова или думаете так? Как часто вы пробуете делать что-то новое или то, что у вас когда-то не получилось?

Говоря за себя, я могу ответить «редко». Мне нужно сделать усилие, чтобы вспомнить, что сейчас я старше, опытней, уверенней в себе, чем раньше. Благодаря всему этому, а также знанию, что в любом деле с каждой попыткой достигнутый результат будет превосходить предыдущий, я делаю ещё одно усилие, чтобы допустить мысль о возможности попробовать ещё. И это касается многого в моей жизни: будь то бытовые ситуации, работа, отношения или увлечения.

Сейчас я стала внимательней к себе и поэтому всё чаще замечаю, как отказываюсь от попыток что-то изменить, действовать в ситуациях, в которых когда то много раз подряд была неуспешна. И в этот самый момент я понимаю, что у меня есть выбор. У меня есть преимущество перед животными из эксперимента, преимущество перед большим цирковым слоном на цепи.

Я знаю, что есть такой механизм приобретённой беспомощности, который может ограничить мою свободу в поисках решений в когда-то сложных для меня ситуациях. Я знаю, что дверь, которую когда то не получалось открыть много раз подряд, толкая изо всех сил, можно попробовать потянуть на себя. Я знаю, что даже если я выберу бездействие и сдамся в данный момент, в другой раз я могу сделать по-другому. И именно в этом я чувствую силу перед подчас таким тяжёлым чувством бессилия. И именно этой силой хотелось сегодня поделиться с вами.

Думая о выборе в рамках этой темы, в противовес цирковому слону на цепи мне вспомнился диснеевский слонёнок Дамбо. Он мог бы остаться просто слоном с большими ушами, но стал первым летающим слоном в мире. Но это уже совсем другая история.