Итак, возвращаюсь к теме панического расстройства. Ранее я обещал рассказать, по каким причинам оно в настоящее время идет победным шествием по территории практически всего земного шара. Выполняю обещанное.

            Как было рассмотрено выше, в основе панических атак лежит процесс обрушения фона (= обрушение опор). Рассмотрим один важный момент, без которого паническая атака произойти не сможет. Это концентрация, фокусировка внимания человека с паническим расстройством на идее небезопасности, ненадежности всего того, что прежде казалось таковым.

            Как описывалось в одной известной истории про Ходжу Насреддина, где нельзя было думать о белой обезьяне, невозможно выбросить из головы, игнорировать то, что постоянно попадает в поле твоего внимания. Опоры человека, как и все остальное в нашем мире – вещь не абсолютная. То есть они не могут быть абсолютно непоколебимыми, также как и не могут полностью потерять свою функцию. В зависимости от того, «в каком они состоянии», зависит то, что будет испытывать человек по поводу идеи надежности его жизни и мира: спокойствие, тревогу или панику. Или, как вы понимаете, какое-то смешанное, промежуточное состояние.

            Описываемые опоры имеют очень существенную особенность, которая отличает их от опор физического мира, например, колонн, поддерживающих крышу здания: их прочность зависит от того, что мы думаем, от наших мыслей.

            Давайте обратимся к примерам. Сначала разберем не особо жизнерадостный, а потом – повеселей.

            Возьмем для рассмотрения человека, который в детстве был увиденным в своей экзистенциальной тревоге и поддержанным в ней. То есть у него нет особой предрасположенности к паническому расстройству. Допустим, ему 28 лет и он свободен: без жены и детей. Он решает переехать в другой город, где у него никого нет, но там больше перспектив и возможностей.

            И вот он в новом городе – крупном мегаполисе. Допустим, о работе он благоразумно позаботился заранее: нашел вакансию через интернет, съездил на собеседование и был принят. Находит доступную по деньгам съемную квартиру, договаривается, заезжает. Проходит несколько месяцев – он обзаводится знакомствами, заводит отношения с девушкой.

            В один из дней он получает известие, что его единственный остававшийся в живых родитель – его мать – скоропостижно скончалась в результате обострения хронической болезни. Он сильно переживает, едет на похороны, занимается соответствующими делами и так далее. Допустим, жилье отходит по завещанию младшему брату, который оставался жить с матерью, и с которым у рассматриваемого субъекта достаточно прохладные отношения. Так что, теперь у героя нашего повествования не будет как возможности пообщаться с самым родным в мире человеком, так и просто хотя бы приехать, побыть там, где прошло его детство.

            Проходит несколько дней, он возвращается в свое новое жилье, на свою новую работу. Проходит еще пара недель, и на работе начинают ходить слухи, что компанию собираются продавать, в связи с чем возможны сокращения. Понятно, что если они будут, то в первую очередь «под нож» пойдут молодые сотрудники. Но пока ничего не ясно до конца.

            «На дворе» кризис. Разосланное, на всякий случай – «прозондировать почву» – резюме не дает никаких результатов.

            Итак, допустим, сейчас этот человек сидит перед вами с жалобой на сильную тревогу, переходящую в панику, а вы – в кресле терапевта. Только что он рассказал вам все вышеописанное. Что бы вы сказали про ситуацию?

            Допустим, вы осторожно попытались узнать насчет проживания экзистенциальной тревоги в детстве, а он в ответ даже исхитрился вспомнить пару эпизодов, как сталкивался с данным переживанием, и как его отец принял его и поддержал. То есть предрасположенности-то, вроде, никакой. Но у вас уже опыт, вы уже просто по состоянию поля понимаете, что, скорей всего, перед вами – человек с паническими атаками.

            Возможно ли такое?

            Да, возможно. Вернемся к написанному чуть выше – до того, как мы обратились к примеру. Устойчивость опор, которые поддерживают наш фон, не давая ему распасться, зависят от того, что мы думаем, на каких идеях и темах мы сосредоточены. Очевидно, что у вышеупомянутого субъекта до сих пор жива рана от потери матери. Мысли об этом печальном событии постоянно присутствуют у него в фоне, вследствие чего, помимо потери, возникают мысли и переживания по поводу невозможности получить поддержку от матери, которые усугубляются холодностью и отчуждением брата, как последнего из оставшихся в живых близких родственников.

            Человек впервые оказывается в одиночестве перед лицом всех неожиданностей мира, которые тот потенциально несет в себе для каждого из нас. У рассматриваемого субъекта есть серьезное преимущество перед тем, кто имеет склонность к паническому расстройству, так как в свое время не был поддержан в экзистенциальном ужасе: имеющийся опыт проживания этого чувства, вследствие которого он меньше боится его. Но это же преимущество оказывается уязвимым местом в условиях описанной ситуации.

            Да, герой нашего повествования обладает опытом совладания с экзистенциальной тревогой в присутствии поддерживающего значимого человека. Но в данном контексте у него нет этого самого поддерживающего значимого человека. Новые знакомые – это совсем не то, что друзья, которых знаешь с самого детства. Это не те люди, с которыми он вместе проживал ребячьи радости и горести, начиная от совместных катаний на санках с горок и заканчивая драками с другими мальчишками – все те события, которые дают ощущение уверенности в человеке, его надежности.

            С девушкой же он встречается не настолько длительное время, чтобы их отношения были скреплены совместным прохождением сквозь многочисленные перипетии совместной жизни и давали бы существенную поддержку.

            Пролеченный от панического расстройства в соответствии с описываемым подходом человек обладает важной информацией: он знает, что, когда панические атаки начинают подступать, нужно обратить внимание на опоры. Укрепить то, что есть в наличии, найти новые. Самый эффективный вариант в таком случае – поговорить о своей тревоге с кем-то значимым, кто способен поддержать в этом чувстве.

            Соответственно, что я имею в виду, говоря об уязвимости? Что для того, кто прежде не сталкивался с паническими атаками, вся эта «кухня» – неизведанная территория. Он начинает неосознанно искать поддержку, но не находит ее – просто потому, что рядом нет людей, на которых можно было бы опереться. И он не понимает, что происходит, и что можно сделать в такой ситуации. Вот это я имею в виду, говоря об уязвимости – человек не подготовлен (просто информационно) к подобному повороту событий.

            Он оказывается в некоторой степени зафиксированным на идеях ненадежности и зыбкости своего существования. Эта фиксация внимания провоцирует у него экзистенциальную тревогу, точнее, повышение ее интенсивности, так как, по большому счету, каждый из нас всегда имеет ее в фоне, просто не ярко выраженную. Невозможность разделить данное переживание приводит к накоплению и, в конечном счете, «прорыву» в виде панических атак.

            Таким образом, как мы можем видеть, причины появления панического расстройства заключаются не только в предрасположенности, сформированной в раннем возрасте, но и в фиксации внимания человека на идеях небезопасности, ненадежности его существования.

            Соответственно, если рассмотреть противоположный пример (тот самый, который «повеселей»), то что мы получим?

            Допустим, человек не получил в раннем возрасте опыт совместного проживания экзистенциального ужаса. Однако в настоящее время он устроился и работает в крупной стабильной нефтяной компании, где занимает невысокую, но важную позицию, где нужно обладать хорошими знаниями, но платят не так, чтобы уж совсем много (по сравнению с другими позициями, а в целом – довольно неплохо) – то есть особой внутренней конкуренции за эту должность нет («подсидеть» желающих мало). Получил в наследство квартиру. Завел отношения с порядочной, доброй и заботливой девушкой. Никуда из родного города не уезжал и находится в окружении старых, надежных, проверенных друзей, а также родственников.

            Как вы думаете, возникнет ли у него паническое расстройство?

            Вообще, как говорится «никто не застрахован». То есть если окажется, что ни с кем из окружающих он не может «поговорить по душам», то – вполне может и возникнуть. Но, по большому счету, в данном случае у человека шансов заполучить панические атаки все же гораздо меньше, чем у того, кто находится в более нестабильной ситуации.

            На всякий случай еще раз подчеркну. Для обрушения фона – возникновения панических атак – необходима не только предрасположенность, но и внутренняя фиксация на теме небезопасности и ненадежности, вследствие чего, собственно, и возникает нарастание тревоги.

            Теперь обратимся непосредственно к теме статьи. Почему случаев возникновения панического расстройства с каждым годом все больше.

            Одна из причин заключается во все более возрастающей нестабильности мира и доведении данной информации до каждого жителя земного шара. Если раньше человек, живущий в «глубинке», понятия не имел, «что там в столицах происходит»: белые у власти или красные, а также кто, вообще, это такие; то сейчас есть телевидение и интернет, которые всегда любезно подскажут нам об очередной волне кризиса, о вспышках актов насилия и вандализма, о соседних странах, которые грозят нам, о свином/птичьем/заячьем/рыбьем гриппе и так далее.

            Это заставляет людей думать о небезопасности, фиксировать на ней свое внимание.

            Теперь посмотрим, каким образом выстраиваются коммуникации в современном мире.

            Например, если в 60-х – 70-х годах прошлого столетия человеку нужно было обсудить с кем-то из знакомых какой-нибудь вопрос, в таком случае что ему приходилось делать? Ему нужно было прийти к требуемому человеку – телефоны же наличествовали далеко не у всех. Желательно было договориться о встрече заранее. Кстати, один только путь мог занять немало времени и сил.

            Обычно такое мероприятие подразумевало визит в домашней обстановке, где помимо необходимого субъекта находятся также его домочадцы. Ну, и, кроме того, раз человек проделал такой путь – не ограничиваться же короткой беседой.

            В итоге визит был «событием»: нужно было подготовиться, собраться с мыслями, возможно, купить маленькие подарки (ну, или, например, торт) семье собеседника и т. д. Общение же не ограничивалось конкретно одной только целью и не было кратким. Сначала люди приветствовали друг друга, потом рассаживались, потом перекидывались парой вступительных фраз (сейчас в деловых кругах принято это называть «смолл ток», от англ. small talk – «маленький разговор»), потом уже могли перейти к делу, а затем – после дел – поговорить обо всем остальном. Где-то в середине всего этого или ближе к концу – пили чай или даже полноценно обедали, например. И в конце – процедура прощания.

            Что делаем мы сейчас, когда нам нужно выяснить какой-то вопрос?

            Мы звоним. И иногда за 15 секунд выясняем то, что нужно. Удобно? Безусловно!

            Что мы делаем, когда хотим узнать, как дела у друзей? Заходим в социальные сети. Пишем что-нибудь, «лайкаем фотки» и так далее. Удобно? Дак конечно!

            Но за все это удобство мы платим тем, что постепенно разучиваемся выстраивать в общении полноценные контакты. Они становятся все более поверхностными. Нам все труднее становится чувствовать насыщение в общении с людьми. Потому что, несмотря на физическое присутствие рядом человека, мы не чувствуем, что он видит нас, и не чувствуем, что мы видим его.

            Что я имею в виду, говоря «не видит» и «не видим»? Ведь наши глаза «работают» и мы всё видим. Разве нет?

            Помните фильм «Аватар» с их вот этим «I see you»? У меня складывается впечатление, что автор сценария или автор книги (не знаю точно, как там по поводу «Аватара» дело с авторством обстоит) думал об отношениях людей примерно в таком ключе, как тот, что мы сейчас разбираем. Говоря «видеть», в данном контексте я имею в виду воспринимать человека не только глазами, как мы воспринимаем, например, неодушевленные предметы, но и всеми нашими органами чувств. В полной мере чувствовать и ощущать человека рядом с собой.

            Может быть, вы когда-нибудь обращали внимание, как иногда пожилые люди общаются между собой, например, где-нибудь в парке? Два человека начинают разговор так непринужденно, как будто знают друг друга уже много лет, но, прислушавшись, становится понятно, что они незнакомы. И тема разговора необязательно будет «как все плохо». Иногда совершенно какая-то нейтральная или даже приятная. Со стороны становится видно, что люди испытывают удовольствие от общения, что они насыщаются в процессе него. Это умение «запросто начинать разговор» и насыщаться в нем – результат многолетней практики нахождения в нормальном живом человеческом контакте. Без электронных средств связи.

            Сейчас нам все труднее чувствовать свою принадлежность к отношениям с другими людьми. А именно она и дает ощущение устойчивости и надежности, когда мы в полной мере осознаём весь масштаб мира, всю его огромность (да, я уже сто раз повторил, я знаю, но вся тема вокруг этого вертится – что ж поделать).

            Таким образом, в настоящее время с одной стороны в мире идет процесс все большего нарастания напряжения, неопределенности, непредсказуемости, а с другой – увеличение разобщенности, неумения быть рядом с Другим, хаотизированность и поверхностность связей. «Двойной удар» по опорам человека.

            На этом пока остановлюсь. Хотя существуют и другие причины, но для данной статьи уже, пожалуй, хватит.

            Спасибо за ваше внимание. Подписывайтесь, пишите комментарии. Жмите «Спасибо!», если статья понравилась.