Кто же не знает, что «психология» в переводе с греческого есть «учение о душе»? Однако каждый, решившийся углубиться в психологические сочинения и учебники с целью узнать нечто о душе человеческой, будет разочарован и озадачен: не только знаний и размышлений, но и самого-то слова «душа» он в них, практически, не найдет. Коллизия эта обнаружилась уже давно — на заре становления научной психологии. Так, в 1916 году С. Л. Франк с горечью констатировал: «Мы не стоим перед фактом смены одних учений о душе другими (по содержанию и характеру), а перед фактом совершенного устранения учений о душе... Прекрасное обозначение «психология» — учение о душе — было незаконно похищено и использовано как титул для совсем иной научной области» (Франк С.Л. Предмет знания. Душа человека. СПб.: Наука, 1995. С. 422—423).

Исчезновение души из психологии вызывало недоуменные толки и в религиозной среде. А. Ф. Лосев вспоминает о своих беседах с епископом Феодором, бывшем до октябрьского переворота 1917 года ректором Московской Духовной академии. Вот один из рассказов епископа Феодора А. Ф. Лосеву: «В Академию приезжал митрополит Макарий, ... выразил желание посетить занятия. С дрожью в руках даю ему расписание. Что выберет? ... Выбирает — «психология». Я ахнул. Психологию ведет профессор Павел Петрович Соколов. Владыко думал — будут говорить о душе, что-то важное. Пришел, сидит, слушает. Ну, во-первых, душа набок, никакой души нет, мы изучаем явления психики, вульгарный материализм. Сегодняшняя лекция — тактильные восприятия. И пошел — булавочки, иголочки, рецепторы, ощущения. Проводит опыты, вызывает студентов. И так вся лекция. Вышли. Смотрю, митрополит идет с поникшей головой, серое лицо. «Владыко святый! — говорю ему, — я вижу, что у Вас неблагоприятное впечатление... И как он смел при Вас излагать всю эту пакость! А знает, что Вы его начальство!» «Да, да ...я, убогий, не понимаю...», — говорит Макарий. — «А тут и понимать нечего! Все вздор!» Так и пошел митрополит оскорбленный, огорченный; я не смог его утешить» (Из рассказов А. Ф. Лосева // Вопр. филос. 1992. №10. С. 140—141)..

Итак, в начале ХХ века потеря психологией души рождала споры, недоумения, сожаления. Ныне же — столетие спустя — положение давно стало рутинным, привычным и, практически, никого из психологов уже не задевает, не тревожит, что их наука, вопреки своему названию, вовсе не о душе человеческой. Но если профессиональные психологи уже вполне смирились и вытеснили, забыли исходное назначение своей науки, то люди со стороны (как раньше говорили — «публика») по-прежнему обманываются словом и ждут от психологов прояснений, глубин, откровений именно о душе человеческой. С этим ощущением, ожиданием идут на психологические факультеты и многие абитуриенты, которым предложат много ценных и важных курсов, не продвигающих, однако, к постижению тайн души человеческой. Постижение этих тайн ищущий найдет не в психологии, а в художественной литературе, жизнеописаниях, но прежде всего — в богословских трудах, сочинениях подвижников, святых отцов Церкви. Это другой полюс, другой язык, другая глубина. Неслучайно поэтому отношение церковных кругов и научной психологии, равно как и отношение психологов к поучениям и откровениям о душе, остаются весьма напряженными. Психологи сознательно отторгают богословски-ориентированные размышления на том основании, что они не стыкуются, не совместимы с наукой, требованиями объективности исследования, его экспериментальной проверки, повторяемости и др. Богословы, напротив, продолжают видеть в психологии заведомо ложную попытку ограничить, описать внутреннюю жизнь человека средствами экспериментальной науки.

Оба взгляда — со стороны психологов на богословие и со стороны кругов церковных на психологию — при всем их, казалось бы, кардинальном, радикальном различии ведут, выводят к одному —разводу, разведению двух сфер, берегов, утверждению невозможности какого-либо их соединения встречи, сопряжения, — утверждению, тем самым, неизбежности жить порознь, стараний не замечать, игнорировать другую сторону.

И надо сказать, что так оно, действительно, спокойнее: убираются лишние раздражители, неуютные вопросы. Спокойнее — да, но давайте спросим, а хорошо ли, правильно ли будет так жить?

Недавно я участвовал в конференции Богословского Свято-Тихоновского института, где на одной из секций развернулась острая дискуссия по проблеме преподавания психологии в духовных образовательных учреждениях и прозвучал весь спектр мнений — от принятия до полного отвержения психологии. Одному из поборников такого отвержения, который говорил, что всякая научная психология есть «заблуждение бесовское» и нужна лишь православная аскетика и святоотеческое учение о душе, был задан вопрос из зала: «Если за помощью обращается мать наркомана, что надо делать?» Ответ был таков — воцерковлять сына. Ответ, с христианской позиции, конечно, верный, но подразумевающий в данном случае некий путь, процесс, предшествующий самому воцерковлению, без которого последнее не состоится, ибо человек может просто погибнуть физически. Напомню, что средний возраст приобщения к наркотикам в нашей стране 13—15 лет, и согласованные действия в борьбе с этой бедой немыслимы без учета данных психологии — возрастной, педагогической, клинической, общей.

Наркомания — лишь одна аварийная ситуация нашей Родины, а таких аварийных ситуаций, где нужны психологические знания и умения, к сожалению, слишком много. Я уже не говорю о всей технической стороне жизни, в которой принимает участие психология: ведь большинство сбоев, катастроф на производстве, транспорте, приводящих, порой, к чудовищным последствиям, происходит не из-за поломок оборудования или инженерных огрехов, а из-за ошибок человека, несостыкованности с психологией его восприятия, памяти, эмоциональной сферы, оперативного и стратегического мышления. И ныне любой, сколь-нибудь сложный пульт управления, кабина самолета, подготовка летчиков, диспетчеров, операторов просто не могут обходиться без постоянного учета данных психологии. И вообще, когда мы говорим о психологии, надо помнить, что к сегодняшнему дню накоплен огромный массив достоверных знаний, результатов многих экспериментов и теоретических выводов о том, как человек ощущает, видит, слышит, как он воспринимает, мыслит, действует. Следует вообще признать, что психология к сегодняшнему дню стала фактом современной культуры, который мы уже не можем «вычесть» из нее, равно как из таких важнейших конкретных областей как педагогика, воспитание, образование, техника, информация. Другое дело — как отнестись к тому, что занявшая столь значимое место психология «потеряла душу» и есть ли пути обретения ею души?

Поиск ответа на вопрос надо начать, на наш взгляд, с прояснения того, что подразумевается сегодня под самим термином «психология». Совершенно очевидно, что термин трактуется неоднозначно. Не беря всех возможных значений, выделим два основных русла понимания. Те, кто испытывает настороженность и недоверие к науке как типу познавательной деятельности, понимают психологию прежде всего в первоначальном значении как слово о душе и, поскольку современная психология о душе не говорит, то, следовательно, она плоха, «неправильна», не нужна и даже вредна. Те же, кто находится на стороне научного познания, понимают психологию иначе — как науку о психическом отражении мира, о психических функциях и процессах, об особом аппарате мышления, памяти, внимания, эмоций и т. п., который можно адекватно изучать в экспериментальных, опытных исследованиях.

Итак, в одном случае психология понимается как учение о душе, или душесловие. Практическое применение такого подхода относится к области душепопечения, целью которого в богословском, церковном понимании является спасениедуши (человека, сотериологическая направленность действия. Понятно, что главенствующей здесь становится аскетика, и так понимаемая психология — ступень ее.

Во втором случае, когда мы говорим о науке и ее прикладных аспектах, уместна другая пара: с одной стороны психология как учение, или наука о психике, и психотерапия, психокоррекция как «починка» психического аппарата, — с другой. Здесь цели, методы, основания уже качественно иные. «Психика» — это ведь не «душа». И чтобы понять различие, не надо специально получать особого богословского или психологического образования. Интуитивно это понятно, даже очевидно каждому. На одном из общих семинаров моя коллега, профессор Г. А. Цукерман наглядно показала это в следующем опыте. Она предложила собравшейся аудитории мысленно заменить слово «душа» на слово «психика» в привычных выражениях типа: «я в нем души не чаю», «мы живем душа в душу», «у нас царит теплая душевная атмосфера». Реакцией зала было оживление и смех. Действительно, никто, даже в порядке оговорки, не спутает, не скажет — «я в нем психики не чаю», «мы живем психика в психику», «у нас царит теплая психическая атмосфера».

Если мы так проясним, разведем термины и соответствующие терминологические, понятийные ожидания, то многие накопившиеся недоразумения начнут рассеиваться. В самом деле: ведь от того, что психика это не душа, значимость ее изучения не уменьшается, психические процессы и функции не упраздняются. Равно как не упраздняются задачи их «починки», коррекции, терапии в случаях отклонений и поломок. Вместе с тем понимание принципиальной двойственности термина, хоть и многое объясняет, но не устраняет ощущения неудовольствия, желания как-то соединить два значения, две, по сути, разные психологии — и как «слово о душе» и как «науку о психике». Однако возможно ли такое?

Обратимся теперь для дальнейшего прояснения к самому понятию «душа». Здесь также придется констатировать отсутствие однозначного толкования. Например в «Полном церковно-славянском словаре» приводится множество толкований, среди которых душа есть

1. «начало жизни чувственной, общее человеку и бессловесным животным»;
2. «самая жизнь, ... то чем человек живет, пропитывается»;
3. «сам человек»;
4. «духовная часть существа человеческого, противополагаемая чувственной или телу»;
5. «начало жизни, помышлений, ощущений и желаний собственно человеческих, которые берутся иногда отдельно от души и одни от других»;
6. «начало мысленной и умственной жизни»;
7. «желание, воля, дух, бодрость, самочувствие; образ мыслей, чувствований и самой жизни»;
8. «тело, чрево, аппетит, наружный вид, внешнее состояние»;
9. «умерший или мертвое тело, труп»;
10. «сердце»;
11. «существо живое, дышащее» и др. («Полный церковно-славянский словарь» / Сост. прот. Г. Дьяченко. М., 1993. С. 159).

Посмотрим на этот, далеко еще не полный перечень значений и зададимся вопросом — что может быть здесь объектом науки (в частности, научной психологии), а что требует иных, нежели научные, способов познания. На наш взгляд, единственным пунктом, на который опытная наука не вправе претендовать, является пункт четвертый — душа как духовная часть существа человеческого, ибо здесь действуют законы уже качественно другого порядка, уровня. Однако все остальные пункты открыты психологическому исследованию, а некоторые прямо и непосредственно обр