Привязанность, понимаемая психологами, как базовая характеристика отношений ребенка к миру, формирующаяся через качество отношений со значимым взрослым (чаще матерью), как известно, формируется в самом раннем возрасте. Однако Дж.Боулби пишет, что последствия этого одного из наиболее ранних этапов развития психики сопровождают человека на протяжении всей жизни, влияя, как на его отношения с людьми, так и на жизнедеятельность в целом. Соответственно, нарушение процесса выстраивания надежной привязанности к матери часто приводят к дисфункциональной коммуникации людей в дальнейшей жизни.

Поэтому, когда мы работаем с детьми из учреждений для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, мы должны помнить, что чаще всего такие дети переживали так называемые «ранние дефициты» в общении. Поскольку в подобные учреждения попадают дети из неблагополучных семей, то это может быть разнообразный спектр реакций отвержения и игнорирования ребенка и его потребностей. Все это, так или иначе, приводит к нарушению процесса выстраивания надежной привязанности к матери.

Как следствие, у таких детей и подростков мы часто можем наблюдать две полярные реакции на окружающих людей. Одни дети тянутся к любому взрослому, для них не составит труда назвать незнакомого человека мамой или папой, они, чаще всего, любят телесный контакт и стремятся к нему. Другие наоборот, выглядят замкнутыми, необщительными и нелюдимыми, раскрываясь лишь в узкой компании «своих», а на всех остальных реагируя, в лучше случае, нейтрально игнорируя, но в основном – агрессивно или раздражительно. В последнем случае, мы говорим о тревожно-избегающем типе привязанности, когда ребенок не идет на контакт, поскольку с детства заложен механизм – лучше разорвать отношения, «бросить» самому, чем потом «бросят» тебя. Страх близости, проявляющийся у таких детей через раздражение, а иногда и агрессию.

И в этой связи хотелось бы продолжить историю, которую я начал в заметке https://www.b17.ru/blog/60410/ о Саше, мальчике 14 лет, с которым мне довелось работать в детском доме. Я писал, что его забрали в приемную семью, и именно перед его отъездом мне удалось установить с ним контакт, который был мне недоступен на протяжении нескольких месяцев попыток работы с ним. К сожалению, эта история имела не совсем счастливый конец, как могло показаться на первый взгляд.

С семьей, которая его взяла, он общался до этого на протяжении нескольких лет, можно сказать с 8-9 лет. Они приходили к нему в гости, брали в гости его. Однако взять его тогда на совсем не позволяли жилищные условия. А мальчик жил и надеялся, что когда-нибудь его заберут и он будет жить в своем доме…

И вот спустя годы они все-таки его взяли к себе. Только это уже был не тот младший школьник, с которым они познакомились когда-то. Это был подросток, развивавшийся в психологически сложных условиях учреждений интернатного типа. И в этих условиях, его характер был таковым, каким я его описывал в заметке – сложный подросток, отрицающий все авторитеты, стремящийся к принятию со стороны узкой группы не самых благополучных с социальной точки зрения ребят. И для контакта он, по большей части был закрыт. Однако именно описанный случай позволил мне считать, что он очень жаждет принятия, теплоты, и может даже, любви, а не только стремится быть «крутым» и «своим» в реферетной группе.

Люди, которые его взяли, которые знали его столько лет, как оказалось, не знали его вовсе. Будущий приемный отец, который готовился стать ему «папой», и к контакту с которым мальчик так явно стремился, оказался совершенно не готов к раздражительному, хамоватому и нагловатому подростку, не готовому жить по его правилам. Ставящий под сомнения все правила и авторитеты подросток оказался и лишним в своем новом «доме» и через несколько месяцев попал обратно в учреждение, откуда его взяли.

Данный опыт не мог не сказаться на психике подростка и те черты, которые явно наблюдались до его отправки в приемную семью лишь усилились – он стал еще более нелюдимым и раздражительным, вдобавок к этому добавилось стремление к употреблению ПАВ. И если до этого случая с ним удавалось установить контакт и поговорить, то теперь достучаться до него стало в разы сложнее – ответы для галочки, ложь, стремление давать социально приемлемые ответы, а чаще всего – просто игнорирование. Для нас налицо было субдепрессивное состояние подростка, почти полная потеря интересов ко всему, чем он занимался ранее.

А все потому, что его бросили…в очередной раз…

Все ожидания теплого контакта и принятия не сбылись, а он сам – отвергнут. Именно это побудило к усилению психологических защит и избеганию близости.

Подводя итог данному случаю, хотелось бы обратить внимание на следующие моменты:

• Тревожно-избегающий тип привязанности, одним из наиболее явных и характерных проявлений которого является страх эмоционального контакта и близких отношений, хотя и может затруднять длительный контакт, но не делает его невозможным и при соответствующей организации общения и среды такие дети способны к теплым эмоциональным отношениям;
• На примере этого случая можно предположить, что работа с семьей и ребенком была, возможно, выстроена не самым эффективным образом, поскольку, по всей видимости, ни подросток, ни приемные родители оказались не готовы друг другу. Очевидно, что у них было мало времени проведенного совместно и достоверно точно известно, что они ни разу не явились к психологу ни с ребенком, ни без него. Для предотвращения ретравматизации ребенка, подобная работа при определении его в семью должна быть более систематизированной и тщательной.

Литература:

Боулби Дж. Создание и разрушение эмоциональных связей. пер. с англ. В. В. Старовойтова — 2-е изд. — М.: Академический Проект, 2004 г. - 232 с.