​​​​Методика: я даю вам специально подобранные стихи с интересными, очень характерными интонациями (точнее, с возможностью интересных интонаций). Ваша задача №1 - поискать свои интонации для их прочтения, найти свой способ их прочтения, прочитать их и записать их на диктофон.

Задача №2: прослушать эти стихотворения, как читают их профессионалы, и попытаться воспроизвести стихотворение с интонациями профессионалов. Снова - записать на диктофон.

Чтобы было удобнее работать, здесь же привожу тексты стихотворений для тренировки интонаций.

Игорь Северянин

В шумном платье муаровом, в шумном платье муаровом
По аллее олуненой Вы проходите морево...
Ваше платье изысканно, Ваша тальма лазорева,
А дорожка песочная от листвы разузорена -
Точно лапы паучие, точно мех ягуаровый.

Для утонченной женщины ночь всегда новобрачная...
Упоенье любовное Вам судьбой предназначено...
В шумном платье муаровом, в шумном платье муаровом -
Вы такая эстетная, Вы такая изящная...
Но кого же в любовники? И найдется ли пара Вам?

Ножки пледом закутайте дорогим, ягуаровым,
И садясь комфортабельно в ландолете бензиновом,
Жизнь доверьте Вы мальчику в макинтоше резиновом,
И закройте глаза ему Вашим платьем жасминовым -
Шумный платьем муаровым, шумным платьем муаровым!

......................

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​Это было у моря, где ажурная пена,
Где встречается редко городской экипаж...
Королева играла в башне замка Шопена,
И, внимая Шопену, полюбил ее паж.

Было все очень просто, было все очень мило:
Королева просила перерезать гранат,
И дала половину, и пажа истомила,
И пажа полюбила, вся в мотивах сонат.

А потом отдавалась, отдавалась грезово,
До восхода рабыней проспала госпожа...
Это было у моря, где волна бирюзова,
Где ажурная пена и соната пажа.

Лиличке (Владимир Маяковский)

​​​​​​​Дым табачный воздух выел. Комната - глава в крученыховском аде.
Вспомни - за этим окном впервые руки твои, исступленный, гладил.

Сегодня сидишь вот, сердце в железе, День еще - выгонишь, можешь быть, изругав.
В мутной передней долго не влезет сломанная дрожью рука в рукав.

Выбегу, тело в улицу брошу я. Дикий, обезумлюсь, отчаяньем иссечась.
Не надо этого, дорогая, хорошая, дай простимся сейчас.

Все равно любовь моя - тяжкая гиря ведь - висит на тебе, куда ни бежала б.
Дай в последнем крике выреветь горечь обиженных жалоб.

Если быка трудом уморят - он уйдет, разляжется в холодных водах.
Кроме любви твоей, мне нету моря, а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.

Захочет покоя уставший слон - царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей, мне нету солнца, а я и не знаю, где ты и с кем.

Если б так поэта измучила, Он любимую на деньги б и славу выменял,
а мне ни один не радостен звон, кроме звона твоего любимого имени.

И в пролет не брошусь, и не выпью яда, и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною, кроме твоего взгляда, не властно лезвие ни одного ножа.

Завтра забудешь, что тебя короновал, что душу цветущую любовью выжег,
и суетных дней взметенный карнавал растреплет страницы моих книжек...

Слов моих сухие листья ли заставят остановиться, жадно дыша?
Дай хоть последней нежностью выстелить твой уходящий шаг.

​​​​​Апполон Майков

​​​​​​​Я б тебя поцеловала,
Да боюсь, увидит месяц,
Ясны звездочки увидят
;С неба звездочка скатится
И расскажет синю морю,
Сине море скажет веслам,
Весла - Яни-рыболову,
А у Яни - люба Мара
;А когда узнает Мара -
Все узнают в околотке,
Как тебя я ночью лунной
В благовонный сад впускала,
Как ласкала, целовала,
Как серебряная яблонь
Нас цветами осыпала…

Арсений Тарковский

Свиданий наших каждое мгновенье
Мы праздновали, как богоявленье,
Одни на целом свете. Ты была
Быстрей и легче птичьего крыла,
По лестнице, как головокруженье
Через ступень сбегала и вела
Сквозь влажную сирень в свои владенья
С той стороны зеркального стекла.

Когда настала ночь, была мне милость
Дарована, алтарные врата
Отворены, и в темноте светилась
И медленно клонилась нагота,
И, просыпаясь: "Будь благословенна!" —
Я говорил, и знал, что дерзновенно
Мое благословенье: ты спала,
И тронуть веки синевой вселенной
К тебе сирень тянулась со стола,
И синевою тронутые веки
Спокойны были, и рука тепла.

А в хрустале пульсировали реки,
Дымились горы, брезжили моря,
И ты держала сферу на ладони
Хрустальную, и ты спала на троне,
И — боже правый! — ты была моя.

Ты пробудилась и преобразила
Вседневный человеческий словарь,
И речь по горло полнозвучной силой
Наполнилась, и слово ТЫ раскрыло
Свой новый смысл и означало: ЦАРЬ.

На свете все преобразилось, даже
Простые вещи — таз, кувшин, когда
Стояла между нами, как на страже,
Слоистая и твердая вода.

Нас повело неведомо куда.
Пред нами расступались, как миражи,
Построенные чудом города,
Сама ложилась мята нам под ноги,
И птицам с нами было по дороге,
И рыбы поднимались по реке,
И небо развернулось пред глазами...

Когда судьба по следу шла за нами,
Как сумасшедший с бритвою в руке.

...................................

И это снилось мне, и это снится мне,
И это мне еще когда-нибудь приснится,
И повторится все, и все довоплотится,
И вам приснится все, что видел я во сне.

Там в стороне от нас, от мира в стороне,
Волна идет вослед волне о берег биться,
А на волне — звезда, и человек, и птица,
И явь, и сны, и смерть — волна вослед волне.

Зачем считать меня? Я был, и есть, и буду.
Жизнь — чудо из чудес, и на ладони чуду
Один, как сирота, я сам себя кладу,

Один, среди зеркал в ограде отражений
Морей и городов, лучащихся в чаду…
И мать в слезах кладет ребенка на колени.

Наш сосед Иван Петрович

Знают нашего соседа Все ребята со двора.
Он им даже до обеда Говорит, что спать пора.

Он на всех глядит сердито, Все не нравится ему:
- Почему окно открыто? Мы в Москве, а не в Крыму!

На минуту дверь откроешь - Говорит он, что сквозняк.
Наш сосед Иван Петрович Видит все всегда не так.

Нынче день такой хороший, Тучки в небе ни одной.
Он ворчит:- Надень галоши, Будет дождик проливной!

Я поправился за лето, Я прибавил пять кило.
Я и сам заметил это - Бегать стало тяжело.

- Ах ты, мишка косолапый, - Мне сказали мама с папой,-
Ты прибавил целый пуд! - Нет,- сказал Иван Петрович,
​​​​​​​- Ваш ребенок слишком худ!

Мы давно твердили маме: "Книжный шкап купить пора!
На столах и под столами Книжек целая гора".

У стены с диваном рядом Новый шкап стоит теперь.
Нам его прислали на дом И с трудом втащили в дверь.

Так обрадовался папа: - Стенки крепкие у шкапа,
Он отделан под орех!
Но пришел Иван Петрович - Как всегда, расстроил всех.

Он сказал, что все не так: Что со шкапа слезет лак,
Что совсем он не хорош, Что цена такому грош,
Что пойдет он на дрова Через месяц или два!

Есть щенок у нас в квартире, Спит он возле сундука.
Нет, пожалуй, в целом мире Добродушнее щенка.

Он не пьет еще из блюдца. В коридоре все смеются:
Соску я ему несу.
- Нет! - кричит Иван Петрович. - Цепь нужна такому псу!

Но однажды все ребята Подошли к нему гурьбой,
Подошли к нему ребята И спросили:- Что с тобой?

Почему ты видишь тучи Даже в солнечные дни?
Ты очки протри получше - Может, грязные они?
Может, кто-нибудь назло Дал неверное стекло?

- Прочь! - сказал Иван Петрович. Я сейчас вас проучу!
Я,- сказал Иван Петрович, - Вижу то, что я хочу.

Отчего кошку назвали кошкой? (Самуил Маршак)

​​​​​​​У старика и старухи
Был котёночек черноухий,
Черноухий И белощёкий,
Белобрюхий И чернобокий.

Стали думать старик со старухой:
- Подрастает наш черноухий,
Мы вскормили его и вспоили,
Только дать ему имя забыли.

Назовём черноухого "Тучей".
Пусть он будет большой и могучий -
Выше дерева, больше дома,
Пусть мурлычет он громче грома!

- Нет,- сказала, подумав, старуха, -
Туча легче гусиного пуха.
Гонит ветер огромные тучи,
Собирает их в серые кучи.
Свищет ветер протяжно и звонко.
Не назвать ли нам "Ветром" котёнка?

- Нет, старуха,- Старик отвечает,-
Ветер только деревья качает,
А стена остаётся в покое,
Не назвать ли котёнка "Стеною"?

Старику отвечает старуха:
- Ты лишился на старости слуха!
Вот прислушайся вместе со мною:
Слышишь, мышка шуршит за стеною?
Точит дерево мышка-воришка.
Не назвать ли нам кошку- "Мышка"?

- Нет, старуха,- Старик отвечает,-
Кошка мышку со шкуркой съедает.
Значит, кошка сильнее немножко!
Не назвать ли нам кошку кошкой?

Поросенок и жеребенок (Михаил Яснов)

Поросенок - сенок - поро, Жеребенок - бенок - жере
Шли однажды по дороге Ниоткуда никуда.

Поросенок - сенок - жере, Жеребенок - бенок - поро
Поскользнулись и упали, И скатились под откос.

Поросенок - женок - поро, Жересенок - сенок - жере
Так запутались в сугробе, Что подняться не смогли.

Говорила Мышка Кошке: - Я вчера видала чудо -
Ржал в сугробе поросенок, Как здоровый жеребец!

Отвечала Кошка Мышке: - Это все пустые сплетни -
Я слыхала: жеребенок Хрюкал до ночи в снегу!

- Ерунда! - вскричала Мышка. - Ерунда! - вскричала Кошка.
- Шутки! - Враки! - Чушь! - Нелепость! И расселись по углам.

Поросенок - сенок - поро, Жеребенок - бенок - жере
Утром вылезли из снега И сказали дружно: "Фу-у-у!"

И пошли тихонько дальше. Поросенок простудился
И из каждого колодца Пил парное молоко.

Чёрный человек (Сергей Есенин)

Друг мой, друг мой, Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь, Осыпает мозги алкоголь.

Голова моя машет ушами, Как крыльями птица.
Ей на шее ноги Маячить больше невмочь.
Черный человек, Черный, черный, Черный человек На кровать ко мне садится,
Черный человек Спать не дает мне всю ночь.

Черный человек Водит пальцем по мерзкой книге
И, гнусавя надо мной, Как над усопшим монах,
Читает мне жизнь Какого-то прохвоста и забулдыги,
Нагоняя на душу тоску и страх.

Черный человек, Черный, черный... "Слушай, слушай, - Бормочет он мне, -
В книге много прекраснейших Мыслей и планов.
Этот человек Проживал в стране
Самых отвратительных Громил и шарлатанов.

В декабре в той стране Снег до дьявола чист,
И метели заводят Веселые прялки.
Был человек тот авантюрист,
Но самой высокой И лучшей марки.

Был он изящен, К тому ж поэт,
Хоть с небольшой, Но ухватистой силою,
И какую-то женщину, Сорока с лишним лет,
Называл скверной девочкой И своею милою".

"Счастье, - говорил он, - Есть ловкость ума и рук.
Все неловкие души За несчастных всегда известны.
Это ничего, Что много мук
Приносят изломанные И лживые жесты.

В грозы, в бури, В житейскую стынь,
При тяжелых утратах И когда тебе грустно,
Казаться улыбчивым и простым -
Самое высшее в мире искусство".

. . . . . . . . . . . . . . . .

...Месяц умер, Синеет в окошко рассвет.
Ах ты, ночь! Что ты, ночь, наковеркала?
Я в цилиндре стою. Никого со мной нет.
Я один... И - разбитое зеркало...

Настанет день (Иван Бунин)

Настанет день — исчезну я,
А в этой комнате пустой
Все то же будет: стол, скамья
Да образ, древний и простой.

И так же будет залетать
Цветная бабочка в шелку,
Порхать, шуршать и трепетать
По голубому потолку.

И так же будет неба дно
Смотреть в открытое окно
и море ровной синевой
манить в простор пустынный свой.

Синий цвет

​​​​​​​Цвет небесный, синий цвет, Полюбил я с малых лет.
В детстве он мне означал Синеву иных начал.

И теперь, когда достиг Я вершины дней своих,
В жертву остальным цветам Голубого не отдам.

Он прекрасен без прикрас. Это цвет любимых глаз.
Это взгляд бездонный твой, Напоенный синевой.

Это цвет моей мечты. Это краска высоты.
В этот голубой раствор Погружен земной простор.

Это легкий пе