Недавно я наконец добралась до прочтения книги «Завтра я всегда бывала львом» норвежской писательницы Арнхильд Лаувенг. Она уже давно была включена в мой список книг к прочтению, а ее необычное название периодически всплывало в памяти, внося некоторую смуту в привычный ход мышления и заставляя вновь и вновь прокручивать в голове это сочетание слов в попытках уловить их общий смысл и свести воедино на первый взгляд абсолютно несочетаемое ‒ прошлое («бывала») и будущее («завтра»).
Долгих 10 лет своей жизни Арнхильд провела рука об руку со страшным попутчиком ‒ шизофренией. Впервые она встретилась с ним в возрасте 17 лет, последняя госпитализация произошла в 26 лет. Сейчас Арнхильд 43 года, и вот уже 17 лет как она здорова.
10 лет беспощадной болезни были для нее годами ужаса, почти полной потери себя, годами блуждания в беспросветном и непроходимом тумане. О своих переживаниях со времени появления первых признаков болезни и до долгожданного выздоровления рассказывает в своей книге писательница. Сюрреалистические сюжеты и персонажи, которые мы видим лишь в произведениях Пикассо или Дали, были для нее повседневной реальностью. Образы бессознательного, которые мы способны переварить с помощью сновидений или контроля со стороны Эго, затопляли мощным неуправляемым потоком весь ее внутренний мир, захватывая одновременно и мир внешний. Шизофренические переживания, рассказанные изнутри, ‒ чтение книги напоминало мне просмотр самых захватывающих и невероятных сновидений нон-стоп, сны наяву.
Но что самое ценное ‒ описание болезненных образов, голосов, ощущений в книге идет параллельно с описанием тех общечеловеческих чувств, с которыми приходилось сталкиваться автору книги ‒ мы узнаем о том, как ей было страшно, невыносимо одиноко и тоскливо жить в этом неконтролируемом мире психического заболевания, как ей хотелось простого человеческого участия и взаимодействия не только с ее симптомами, но и с ее личностью, душой, о том, как сильно она хотела выздороветь и несмотря ни на что сохраняла веру в свою мечту, а, значит, путем неимоверных усилий все же сохраняла контакт с собственной здоровой частью, с собственной волей к Жизни.
Множество раз во время прочтения книги на глаза наворачивались слезы ‒ слезы отчаяния и потери пути, слезы сочувствия и слезы надежды, слезы радости и слезы восхищения ‒ восхищения силой человеческой воли и смелости, силой упорства духа и силой веры в будущее.
«Я испортил тебе весь лист, Арнхильд, - сказал он [санитар]. ‒ Я нарисовал в самой середине большой черный прямоугольник, так что он все испортил, причем нарисовал тушью, чтобы ты не могла его стереть. Он по-прежнему тут, но ты нарисовала вокруг него узор, и он стал частью узора. Он перестал быть таким безобразным и ничего не разрушает. Он стал естественной частью красочного целого. И тебе ничто не мешает сделать то же самое со своей жизнью». Я так и сделала. У меня не белые листы. Четырехугольник по-прежнему там, но он ничего не разрушает. Он стал частью целого, частью моей жизни. На это потребовалось время, но мы справились с задачей. И я использовала все краски, какие только есть в моем наборе.»
