В статье «Жуткое» (Das Unheimlich), написанной в 1919 году, Фрейд делает акцент на двойственности аффекта тревоги: «слово «heimlich», не однозначно, а относится к двум кругам представлений, которые, не будучи противоположными, все же весьма далеки друг от друга: представлению о привычном, приятном и представлению о скрытом, остающемся потаенным» [32, с. 187].

Unheimlich - это все то, что должно было оставаться в тайне, в сокрытии, но всплыло на поверхность. Heimlich - домашнее, родное (heim - домой, Das Heimat - родина). Unheimlich - тайное, спрятанное, неизвестное, зловещее. ««Heimlich» - слово, развертывающее свое значение в амбивалентных направлениях, вплоть до совпадения со своей противоположностью «unheimlich»» [32, с. 189]. Unheimlich каким-то образом оказывается родом heimlich.

Анализируя новеллу Гофмана о Песочном человеке, Фрейд отмечает важную составляющую жуткого - переживание жути связано с представлением о том, что нечто неодушевленное выглядит (или действует) подобно живому, безжизненное скрывается под видом живого.

 

 Такое впечатление могут производить восковые фигуры, куклы, автоматы.

 Зловещее воздействие может оказывать механическое, скрытое под видом живого, «двойников во всех оттенках и вариантах, т.е. появление людей, которые из-за своей одинаковой наружности должны считаться идентичными», «скачки душевных процессов от одной из персон к другой - что мы называли бы телепатией, - так что один персонаж овладевает знанием, чувствами и переживаниями другого, отождествляется с другим лицом.

Герои произведения плутают в своем Я или перемещают чужое Я на место собственного, т.е. происходит удвоение Я, разделение Я, подмена Я - и, наконец, постоянное возвращение одного и того же, повторение тех же самых черт лица, характеров, судеб, преступных деяний, даже имен на протяжении нескольких сменяющих друг друга поколений» [32, с. 200-201].

Таким образом в психоаналитических представлениях о тревоге появляется фигура двойника.

Если страх, как эмоция явная и, как правило, известно к какому представлению привязанная, служит двойником первичному аффекту тревоги, а страшное представление замещает собой утраченное (вытесненное), то жуть - переживание зловещего и непонятного, это истинная тревога. Она не означена конкретным представлением, но касается удвоения. Тревога, таким образом, всегда удвоена: во-первых, в переживании аффекта; во-вторых, в представлении. 

 

 

Мыслью о двойнике Зигмунд Фрейд обязан Отто Ранку, на слова которого в Imago он ссылается: «Первоначально двойник был неким страхованием от гибели Я, «энергичным опровержением власти смерти» (Rank О. Der Doppelganger.- Imago 111, 1914), и «бессмертная» душа была, возможно, первым двойником телу» [32, с. 201].

 

 

 

Ранк исследует произведение Эверса «Студент из Праги» как отношение к двойнику, зеркальному отражению, тени, гарантии бессмертия.                                          

 

Фрейд в 1919 году говорит о работе Ранка: «...это бросает яркий свет и на поразительную историю развития мотива» [32, с. 201].

 Тогда Фрейд еще не отказался от первой теории преобразованного либидо. Ранк в 1914 году размышлял о роли фантазии, представления в аффекте тревоги.

Фрейд идет тем же путем в статье «Жуткое».

Идентификация - как страхование. Дело страха - страхование, представление о жутком - страховка от возврата вытесненного, удвоение для защиты.

В психическом образуется «двойник» Я - инстанция Сверх-Я, способная к контролю и наблюдению, «...инстанция, служащая самонаблюдению и самокритике, производящая работу психической цензуры и известная нашему сознанию как «совесть»... Факт наличия такой инстанции, способность рассматривать прочее Я как объект, т.е. способность человека к самонаблюдению, делают возможным наполнить старое представление о двойнике новым содержанием и предоставить ему всякого рода прибавки» [32, с. 203].

Таким образом, Фрейд говорит о нарциссической природе отчуждения в вытеснении некоего представления. Удвоение заключается в присвоении нового содержания представления. В тех случаях, когда этого не происходит, можно говорить о «непричастной чужому смыслу» [18, с. 10] меланхолии. 

И в этой статье Фрейд говорит о происхождении тревоги: «когда символ принимает на себя полностью функцию и значение символизируемого» [32, с. 215].

Жуть возникает при размывании границ между фантазией и действительностью.

Символизация утраченного в инфантильном опыте служит страховкой, защитой от отсутствия представления о самом себе, гарантом вечной жизни, но с преодолением нарциссической фазы двойник «становится жутким предвестником смерти» [32, с. 201]. Это согласное направление идей двух аналитиков имело неожиданное продолжение в 1925 году.

В 1924 году Ранк пишет книгу «Травма рождения и ее значение для психоанализа», начиная ее двусмысленным посвящением Фрейду. В 1926 году выходит книга Фрейда «Торможение, симптом и тревога» с частичным отказом от первой теории тревоги и критикой ранковской теории отреагирования травмы рождения.

Ранк впоследствии исключается Фрейдом из психоаналитической ассоциации. Между ними призрак зловещего - двойничество во многих аспектах. Ранк занимает место Фрейда, подобно двойнику, встретившемуся Фрейду в зеркальной двери купе поезда. Они «движутся» подобно - их идеи похожи.

Отказываясь от первой теории, Фрейд критикует тезисы Ранка, но тем самым он поступает как в истории с незнакомцем в отражении купейной дверцы или как с однофамильцем Фрейдом, фамилию которого он забывает - Фрейд отрицает свою похожесть. Так поступают с двойником, будучи не в силах справиться с тревогой.

Аффект тревоги должен быть означен любой ценой, став «просто страшным»... 

Идея о связи тревоги с актом рождения принадлежит Зигмунду Фрейду. В 1900 году в примечаниях к «Толкованию сновидений» он отмечает, что тревога связана с актом рождения, перед этим размышляя о фантазиях о внутриутробном существовании.

Ранк пишет книгу «Травма рождения», посвящая ее Фрейду. В этой книге страху посвящена глава «Инфантильный страх»:  «… фактически аффект страха от акта рождения в скрытой форме остается у ребенка и продолжает действовать и всякая случайность, которая как либо - чаще «символически» - о нем «напоминает», используется для того, чтобы опять заново отреагировать этот скрытый аффект» [26, с. 47].

В данном случае Ранк говорит о случайном ночном страхе. Страх, по мысли Ранка, возникает как ответ на первоначальный страх, пережитый при рождении. Рассуждая в логике «от ощущений к аффекту», Отто Ранк фактически повторяет и теорию травм, и теорию происхождения тревоги в результате преобразованного физиологического возбуждения.

Отто Ранк полагает, что бессознательное использует ситуацию, связанную со страхом (в том числе аналитическую ситуацию) для того, чтобы отреагировать переживания страха, связанные с травмой рождения.

Он ссылается на аналогичный термин травмы рождения, используемый Фрейдом, но через несколько строк уточняет, что под этим термином имеется в виду симптом нехватки воздуха, удушье. Фрейд в ранней теории действительно говорил о симптомах в дыхании и сердцебиении, которые впервые проявляются в акте рождения. 

Но далее Ранк пишет о трех событиях, в которых тревога неизбежна: рождение, отнятие от груди, фантазия о генитальной травме кастрации: «Угроза ложится на почву не только смутно вспоминаемой первичной травмы или репрезентирующего ее неопределенного страха, но уже и на основу второй, вполне осознанно пережитой и подвергнутой вытеснению травмы отнятия от груди, которая, однако, по своей интенсивности отнюдь не равна первой травме, так как значительной частью своего «травматического» действия она обязана предшествующей.

Лишь впоследствии в индивидуальной истории на третье место выходит

закономерная фантазия о генитальной травме кастрации, переживаемая как высшая степень угрозы,

которая как раз вследствие своей нереальности представляется особенно предрасположенной перенять на себя наибольшую часть натального аффекта страха в форме чувства вины, которое фактически совершенно в смысле библейского грехопадения, оказывается завязанным на разделение полов, на различие сексуальных органов и функций. Глубочайшее бессознательное, которое всегда остается глубоко индиферрентным к полу (бисексуальным), ничего об этом не знает и знакомо только с первичным страхом общечеловеческого рождения» [26, с. 49-50]. 

В тексте о торможении Фрейд пишет, не отказываясь от некоторых идей экономической теории, что главную роль в вопросе тревоги играет не аффект, а представление (фантазия) об аффекте: «...если бы тревога, как символ отделения, повторялась при каждом последующем отделении, но, к сожалению, использованию этого соответствия препятствует то, что рождение субъективно не переживается как отделение от матери, поскольку всецело нарциссическому плоду мать как объект совершенно не известна» [40, с. 271]. Фрейд уточняет, что мы склонны верить в то, что в состоянии тревоги происходит воспроизведение травмы рождения.

Травма рождения - не просто метафора. В одном понятии содержатся два словарных значения.

У Фрейда это - символическая кастрация матери:

«Первым событием, вызывающим у человека тревогу, является рождение; объективно оно означает отделение от матери и может быть приравнено кастрации матери (в соответствии с равенством ребенок = пенис)» [40, с. 271].

У Ранка травма рождения - символическая кастрация ребенка,

как утрата среды (среда отделена от младенца), череда потерь, следующая сквозь всю жизнь человека и одновременное отрицание ее. А, значит, логически это выход на понятие душевной боли, занимающей в меланхолии место страха.

 

Портал «Клуб Здорового Сознания»
2015 - 2024


Карта сайта

Email:
Связаться с нами